Сердце у меня упало, когда Артур сообщил, что именно сэр Джеймс будет возглавлять защиту, а я стану его помощником. У сэра Джеймса сложилась репутация адвоката, не делающего ничего или очень мало при подготовке к слушаниям, с другой стороны, он ожидал, что все будет в порядке и подготовку эту можно провернуть за один день. И еще у него была репутация — вполне заслуженная — винить в каждой оплошности своего помощника, вне зависимости от того, имел тот к этой оплошности отношение или нет. Он считал, что его помощники способны прояснить и проверить все факты, с другой стороны, юниоры, по его мнению, были просто недостойны вести допрос свидетелей. Эту роль он всегда оставлял себе.
Нет необходимости упоминать о том, что я ничего не сказал ему о встрече с жертвой убийцы в душе в Сэндоуне, хоть и испытывал сильнейшее искушение сделать это и тем самым исключить себя из помощников сэра Джеймса. Теперь же время было упущено, и, сделав это, я бы сильно скомпрометировал себя. А уж это последнее, чего бы мне хотелось. С другой стороны, скомпрометировать меня вполне мог и кто-то другой, узнавший о встрече от Барлоу. Готов ли я пойти на такой риск? Возможно, мне просто следует объявить о своей невменяемости, полностью отказаться от дела, отсидеться где-нибудь в психушке, пока все это не кончится. К этому времени Стива Митчелла признают виновным и приговорят к пожизненному заключению — за преступление, которого, как я считал, он не совершал. И тогда я буду в безопасности, и никакой Джулиан Трент мне ничего не сделает, и жизнь снова наладится. Впрочем, только до того момента, когда кому-то еще придет в голову манипулировать исходом очередного процесса и юный мистер Трент с бейсбольной битой не возникнет вновь.
Известие о том, что я уже не являюсь единственным барристером на процессе, распространилось и достигло ушей тех, кого я не знал. Обладатели этих ушей были определенно заинтересованы в исходе процесса.
Через несколько часов сообщение о том, что сэр Джеймс, королевский адвокат, назначен вести защиту, было опубликовано в Интернете на судебном сайте. И у меня зазвонил мобильник.
— Я ведь велел тебе взять дело Митчелла, — раздался знакомый зловещий шепоток. — Почему тебя нет в списке барристеров от защиты?
Я пытался объяснить, что в таких серьезных делах роль эта отводится королевскому адвокату, а я таковым не являюсь. И еще сказал, что назначен помощником сэра Джеймса.
— Ты должен обеспечить проигрыш защиты, — прошептал он.
— Но почему? — спросил я его.
— Делай, что говорят, — ответил он и отключился.
И, как и прежде, номер определить не удалось.
Почему они, кем бы эти «они» там ни были, так хотят упечь Митчелла за решетку? Чтоб выгородить истинного убийцу или по какой-то другой причине? Имеет ли к этому отношение сам Митчелл? Может, он все-таки совершил преступление и они хотят, чтоб он получил по заслугам? Но откуда они могут знать, что убийца он? Разве только если в тот момент находились с ним рядом.
И все же я до сих пор был уверен, что Стива подставили. Все улики, собранные и представленные стороной обвинения, говорят против него и смогут убедить жюри присяжных. Хотя если брать каждую в отдельности, ее можно отнести к разряду косвенных. Не было никаких сомнений в том, что вилы, орудие убийства, принадлежат Стиву Митчеллу. Но ведь я собственными глазами видел, что вилы находятся у него в незапертом сарае, а стало быть, любой мог войти, взять вилы и вонзить их затем в грудь Барлоу. Кровь и волосы жертвы были найдены на резиновых сапогах Митчелла, а также в его машине, но сапоги хранились в том же сарае, что и вилы, и Митчелл клялся и божился, что всегда оставлял свою машину открытой на площадке перед домом и в точности так же поступил в день убийства. Словом, главная линия защиты строилась на том, что Митчелла подставили, обвинили в преступлении, которое совершил кто-то другой, пока неизвестный. И что преступление это было умышленным и подготовлено очень тщательно, чтобы все подумали на нашего клиента.
Обвинению не удалось доподлинно установить, что текстовое сообщение с угрозой «прийти и разобраться с тобой как следует, подлый ублюдок» было действительно отправлено Митчеллом Барлоу. И это несмотря на то, что оно было подписано Митчеллом. Полиция установила лишь, что подобный текст мог быть отправлен с любого компьютера, кем угодно и откуда угодно.
Корешки от чеков по ставкам действительно принадлежали Митчеллу, этот дурак даже умудрился поставить на них свою подпись. Стив отрицал, что они принадлежат ему, но я прекрасно понимал: он лжет. И как-то раз даже объяснил ему, что луч— 153 ше на эту тему не врать, поскольку ему придется иметь дело с куда более серьезными обвинениями и уликами. Но он настолько привык отрицать факт незаконных ставок, что продолжал гнуть свое.
И если добавить к этому целое море физических улик, а также четко задокументированный конфликт между жертвой и ответчиком, отсутствие даже намека на алиби, полную неспособность стороны защиты показать, кому и почему понадобилось подставлять Митчелла, то лично у меня никаких сомнений не возникало: едва войдя в совещательную комнату, жюри единогласно вынесет обвинительный вердикт.
Во время очередного свидания в тюрьме я пытался объяснить Стиву, что, если у него имеется алиби, лучше заявить о нем до начала процесса. Потому как, если он вдруг сделает это в суде, мало чем себе поможет. Сторона обвинения не преминет указать присяжным на то, что, раз прежде об алиби не упоминалось, здесь явно что-то нечисто. Но и тут Стив проявил редкостное упорство, продолжая твердить, что в тот несчастный понедельник весь день просидел дома один и читал книжку.