Заезд на выживание - Страница 53

— Добрый день, мистер Барнет, — сказал я ему. — Прошу, входите. Спасибо, Артур, это все.

Артур вопросительно покосился на меня, я в ответ улыбнулся. И вот он развернулся и вышел, оставив меня наедине с посетителем. Я неловко поднялся из-за стола, протянул руку. Джордж Барнет осторожно приблизился, ответил на рукопожатие.

— Присаживайтесь, — сказал я ему и указал на стул напротив.

— Дело рук Трента? — спросил он, кивком указав на гипс, покрывающий всю мою левую ногу до верхней части бедра.

— Нет, — ответил я. — Просто упал.

— Я тоже очень неудачно упал, в прошлом июне, — сказал он. — У себя дома, в ванной, представляете? Перелом тазовой кости.

— А я с лошади упал. Во время скачек.

— О-о… — протянул он.

— Коленная чашечка раздроблена.

— О-о — повторил он.

Я не стал говорить ему о трещине в позвоночнике, сломанных ребрах и поврежденном легком. А также о сотрясении мозга, которое даже семь недель спустя напоминало о себе жуткими головными болями.

Какое-то время мы сидели в молчании. Он оглядывал горы бумаг и коробок, заполнявших каждый дюйм свободного пространства в моем кабинете.

— Мистер Барнет, — начал я, и он поднял на меня глаза. — Чем могу помочь?

— Просто подумал, что это я могу вам помочь, — нерешительно произнес он.

— Да, пожалуй, — я был несколько удивлен. — Желаете кофе или чаю?

— Чай было бы в самый раз, — ответил он. — С молоком, один кусочек сахара.

Я снял телефонную трубку и попросил одного из юниоров оказать нам такую любезность, принести чай.

— Что ж, мистер Барнет, — сказал я, вешая трубку. — Слушаю вас.

Говорил он сначала медленно и неохотно, но когда принесли чай, немного расслабился, и слова так и полились.

— Я, знаете ли, очень обрадовался, когда меня пригласили стать членом жюри, — сказал он. — Просидел на пенсии четыре года, вот и подумал, это будет интересно. Стимуляция мыслительной деятельности и все такое.

— А кем вы работали? — спросил я.

— Состоял на государственной службе, — ответил он. Выходит, я ошибался, приняв его тогда за 205 учителя. — Был постоянным помощником в администрации лорда-канцлера. Сейчас это называется иначе. Конституционная комиссия, что-то в этом роде. Они все постоянно меняют, это правительство, — добавил Барнет, и в голосе слышалось явное неодобрение.

— А прежде доводилось быть присяжным? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — Один раз пригласили, много лет назад, но потом исключили — из-за моей работы в администрации юстиции. Но с тех пор законы поменялись. Даже судьи и полицейские могут стать членами жюри присяжных.

Я это знал. Адвокатов прежде тоже не брали в присяжные, а теперь — пожалуйста.

— Так расскажите мне, что же случилось, — попросил я.

Он огляделся по сторонам, точно собирался поведать какой-то страшный секрет, не предназначенный для чужих ушей.

— Когда меня вызвали, я пришел в Олд-Бейли, там уже ждали другие кандидаты. Целая толпа. Мы проторчали там целую вечность. Нам объясняли, что это такое — быть присяжным, и все это было так заманчиво и интересно. И мы сразу почувствовали себя важными людьми, ну, вы понимаете.

Я кивнул. Я подозревал, что должность постоянного помощника лорда-канцлера была не менее важна и значима на государственной службе, но после выхода на пенсию Барнет превратился в ничто.

Видимо, то же самое происходит с директорами знаменитых британских частных школ — когда они на посту, всякие там принцы и сыновья лордов трепещут и зависят от одного их слова. Но стоило им оказаться на пенсии, весьма скромной, как в тот же день они предавались забвению. И естественно, что Джордж Барнет был в восторге, снова ощутив свою значимость.

— Ну, короче, — продолжил он, — я проторчал t там весь день, сидел и ждал, читал газеты. И когда сказали, что я могу идти домой, был очень разочарован. А потом, на следующий день, узнал, что меня выбрали. И что я должен участвовать в процессе. Помню, как вдохновила тогда меня эта перспектива. — Он на секунду умолк. — Сильно заблуждался, доложу я вам.

— Процесс по делу Трента? — спросил я. Он кивнул.

— Поначалу все шло хорошо. Потом, еще на первой неделе процесса, ко мне домой пришел один человек. — Он снова выдержал паузу. — Сказал, что из обслуживания жюри присяжных, вот я его и впустил.

— А имя свое назвал? — спросил я.

— Не сразу, — ответил Барнет. — Но потом сказал, что он отец Джулиана Трента. И я догадался — врет.

— Почему? — спросил я.

— Пару раз назвал его мистером Трентом, а он не реагировал, точно я обращался к кому-то другому.

— И что же он сказал?

— Ну, как только он представился, я велел ему уйти. — ответил он. — Я ведь знал, что не имею права говорить с кем бы то ни было об этом деле, уж особенно — с членом семьи ответчика. Но он и не подумал уходить. И вместо этого предложил мне денег. За то, чтоб я проголосовал, что парень невиновен.

Я молчал и ждал продолжения.

— Тогда я послал этого типа к черту, — сказал Барнет. — Но… — Тут голос его замер, видно было, как неприятны ему эти воспоминания. — Я ждал. Но он просто сидел напротив и оглядывал комнату. А потом сказал, что кабинет у меня очень уютный. И будет страшно жаль, если я потеряю все это или, что еще хуже, моя жена будет ранена в результате несчастного случая. Тут он снова умолк, и я спросил, что все это означает. Он просто улыбнулся в ответ.

— Так вы голосовали за невиновность? — спросил я.

— У моей жены болезнь Паркинсона и больное сердце, — сказал он. И я воспринял этот ответ на мой вопрос, как положительный. — Я знал, что по английским законам достаточно, чтоб десять из двенадцати присяжных проголосовали «виновен», так что мой голос мало что значил. — Наверное, он хотел как-то оправдаться, объяснить свое поведение. Но ведь должен он понимать, что тот человек мог найти подход и к другим присяжным.