Заезд на выживание - Страница 62

— Ты должен что-то сделать, — почти без всякой надежды произнес он.

— Я сдаваться не собираюсь, — сказал я, стараясь подпустить в голос оптимизма. — Все улики или носят косвенный характер, или подлежат разумному объяснению. Когда обвинение закончит излагать свою точку зрения, я сделаю представление судье, что дело против тебя сфабриковано. Впрочем, далеко не уверен, что он, или она, согласится. И если не подвернется новых фактов, боюсь, дела наши будут плохи.

— И тогда на что можно рассчитывать, в самом худшем случае? — спросил он.

— В каком смысле?

— Сколько, если меня признают виновным?

— Сколько дадут лет? — спросил я.

— Да нет, — раздраженно ответил он. — Сколько придется ждать, прежде чем обжаловать приговор? Пока не появится что-то доказывающее, что я не убивал?

— Нет гарантии, что у нас вообще получится его обжаловать, — ответил я. — Это происходит только в том случае, когда фиксируются факты нарушения закона. Ну, к примеру, если выводы судьи сочтут предвзятыми или необоснованными или же если в деле появятся новые свидетельства. В любом случае потребуется немало времени. Повторные слушания по коротким срокам назначаются быстрее, чем по длительным. Конечно, не слишком радостно ждать два года, если тебе назначили всего три и большую часть срока ты уже отбыл. Но что касается пожизненного…

— Пожизненного? — взволнованно перебил меня Стив.

— Убийство первой степени предполагает пожизненное заключение, — ответил я. — Таков закон. Но в большинстве случаев это вовсе не означает, что человек проводит за решеткой всю оставшуюся жизнь.

— О господи, — пробормотал он и обхватил голову руками. — Да я с ума сойду, свихнусь окончательно, если останусь здесь!..

У здания тюрьмы меня поджидал взятый напрокат серебристый «Мерседес», он подъехал к воротам, как только я вышел. Водитель по имени Боб распахнул передо мной дверцу, я неловко забрался на заднее сиденье. Боб взял костыли и аккуратно поместил их в багажник. Я поймал себя на том, что уже начал привыкать ко всему этому.

— Обратно в Лондон, сэр? — осведомился Боб.

— Позже, — ответил я и сказал, куда ехать.

Сэндмен с аппетитом ел из кормушки, когда я вошел в денник. Поднял голову, покосился на меня, затем широко раздул ноздри, фыркнул и снова взялся за овес. Я подошел к нему, потрепал по холке, потом достал из кармана яблоко и протянул на ладони.

— Привет, старина, — сказал я, поглаживая его за ушами и по шее. Сэндмен опустил голову и игриво толкнул меня. — Эй, — усмехнулся я, — аккуратней, дружище. Играть с тобой пока еще не могу. — Я похлопал его по крупу еще пару раз и оставил в покое.

— Он у нас молодчина, — заметил Пол Ньюингтон. Стоя в дверях, он наблюдал за нашим общением. — Начали прогуливать его каждое утро вокруг деревни, а тут на днях даже позволили пробежаться рысью один кружок. Нет, конечно, еще не время класть ему на спину седло, но в целом вроде бы все в порядке.

— Вот и отлично, — сказал я. — И выглядит он совсем неплохо.

— Кит только и знает, что натирать ему шкуру до блеска. — Кит был конюхом, прикрепленным к Сэндмену.

— Как думаешь, когда-нибудь он сможет принимать участие в скачках? — спросил я Пола. Я несколько раз спрашивал его о том же и раньше, по телефону, но Пол избегал прямого ответа на вопрос.

— Думаю, что смог бы, — ответил он. — Но ему уже тринадцать, и вряд ли в четырнадцать он будет в достаточно хорошей форме. — Все лошади в Северном полушарии становились на год старше 1 января, вне зависимости от истинной даты их рождения. В Южном полушарии по причине, которой я так и не смог понять, датой рождения считалось не 1 июля, но почему-то 1 августа.

— Хочешь сказать, он уже стар для этого? — спросил я.

— Скаковые лошади в этом возрасте еще выступают, — ответил он. — Сам смотрел в Интернете. Старейшим победителем была восемнадцатилетняя лошадь, но случилось это лет двести тому назад.

Облокотившись о низенькие перила у входа в стойло, мы смотрели на нашего доброго старого Сэндмена.

— Не хочу сказать, что он не сможет набрать форму, — заметил Пол. — Просто не думаю, что дело того стоит. И вообще, что это честно по отношению к нашему другу.

— Значит, считаешь, ему пора на покой? — Я почувствовал себя совершенно несчастным. Отстранить Сэндмена от скачек будет столь же мучительно, как отказаться от них самому. Я ведь понимал, что уже слишком стар, чтоб начинать все заново на новой лошади.

— Да, считаю, — честно, без обиняков ответил Пол. — И еще знаю: скорее всего, это означает, что я больше не буду тренировать тебя на другой лошади.

— Но с ним что делать? — с тоской спросил я.

— Пойми меня правильно, — начал Пол, — мне очень нужна новая лошадка. И поверь, вовсе не по этой причине я считаю, что Сэндмена надобно отправить на покой.

— А как насчет Сертификата? Тоже небось не мальчик.

Сертификат принадлежал Полу, сколько я его помню, и каждое утро Пол седлал его и выезжал посмотреть, как работают другие лошади.

— Слишком стар, — сказал Пол. — Пришла пора отпустить его на травку. Последнее время всякий раз, как сажусь на него, кажется, он вот-вот рухнет и больше уже не поднимется.

— Хочешь заменить его Сэндменом? — спросил я.

— Я бы с удовольствием, если, конечно, Сэндмен окончательно поправится. А я думаю, так оно и будет, пока что прогресс наблюдается.

— Ну, тогда я доволен и спокоен, — заметил я. — Но он будет жить в том же деннике?

— Знаешь, Джеффри, ты становишься сентиментальным, — со смехом заметил Пол. — Да ни за какие коврижки! Жить будет в собачьей конуре. — И он громко расхохотался. — Ну, конечно, останется на прежнем месте, и Кит будет и дальше ухаживать за ним.