Заезд на выживание - Страница 7

Трехмильная дистанция в Сэндоуне тянется по дорожке вдоль одной стороны ипподрома, сразу после поворота от стартовой линии. Так что лошадям приходится совершить два почти полных круга и при этом преодолеть в общей сложности двадцать два препятствия. Первое, появляющееся вскоре после старта, выглядело совсем плевым. На чем и попадались многие наездники, не только любители, но и профессионалы. Точка приземления здесь отстояла от толчковой точки на значительном расстоянии, отчего многие лошади после прыжка утыкались носами в землю. Однако в начале гонки скорость небольшая, и это давало шанс самым неопытным жокеям на худших в мире лошадях. Они успевали вовремя натянуть поводья, отчего их скакуны послушно задирали головы. И вот все девятнадцать участников благополучно преодолели эту изгородь с «подвохом», затем, набирая скорость, повернули вправо и вышли на самую знаменитую в стипль-чезе комбинацию из семи препятствии. Две изгороди с канавой между ними стояли довольно тесно, затем надо было перескочить через водное препятствие. А уже после него шли печально знаменитые «шпалы» — три изгороди подряд, стоявшие очень тесно, тесней, чем где бы то ни было на британских ипподромах. Почему-то считалось, что если хорошо взять первое препятствие, то и дальше все пойдет как по маслу. А если облажаешься на первом, то жокею и лошади вряд ли удастся добраться до финиша в целости и сохранности.

Три мили — дистанция приличная, особенно по ноябрьской грязи, в конце дождливой осени, и никто из нас не спешил слишком рано прибавлять скорость. И вот все девятнадцать участников, приподнявшись в стременах, держась плотной группой, свернули на первую длинную кривую, где в конце нас поджидало препятствие с канавой и где мы впервые увидели толпы зрителей на трибунах.

Когда я еще только начал участвовать в скачках, меня больше всего поразила изоляция, в которой находятся участники. Да, у касс могут толпиться тысячи и тысячи азартных игроков, стремящихся сделать ставки, потом они валят на трибуны, где стараются перекричать друг друга, выкликая клички и номера, но для наездников эти трибуны с тем же успехом могут быть абсолютно безлюдны. Они слышат лишь топот лошадиных копыт по дерну, тот самый звук, так возбудивший меня еще мальчишкой на первых в жизни скачках в Фонтвелл-парке, и кажется, что этот звук заменяет все чувства. А для зрителя звук этот, то приближается, то удаляется вместе с лошадьми. Есть и другие звуки — хлопанье поводьев или хлыста, клацанье подков, крики жокеев, шорох копыт или шкуры, задевших березовые прутья изгороди, когда животное перелетает над ней на высоте нескольких дюймов. Все это вместе превращает скачки в довольно шумное мероприятие, и разобрать восклицания и слова в этом гаме сложно. Сюда не проникнет ни одобрительный возглас, ни комментарий или замечание по делу. Довольно часто пришедшие к финишу жокеи понятия не имеют о триумфах и провалах своих соперников. Если что-то произошло у них за спиной, они не знают, что именно — ну, допустим, что упал общепризнанный фаворит или же вырвавшаяся из-под контроля лошадь устроила настоящую свалку среда плотно идущих участников. В отличие от «Формулы-1», здесь нет радиосвязи или огромных электронных табло с информацией.

Скорость заметно увеличилась, когда мы отвернули от трибун и начался пологий спуск. Скачка приобретала все более напряженный характер.

Мы с Сэндменом шли по внутренней, более короткой стороне дорожки, едва не задевая ограждение, — впереди на два корпуса или около того двигалось лидирующее трио. И тут вдруг лошадь, идущая прямо передо мной, начала выдыхаться. И я испугался, что мне придется замедлить бег, поскольку деваться было просто некуда — внешнюю сторону дорожки занимали другие скакуны.

— Подвинься ты, черт, дай проскочить! — крикнул я впереди идущему жокею, нисколько, впрочем, не надеясь, что он уступит дорогу. И тут, к моему изумлению, он слегка отодвинулся от ограждения, давая мне возможность продвинуться вперед.

— Спасибо! — крикнул я, обходя его справа. Поравнялся и увидел раскрасневшееся юное лицо, расширенные глаза и гримасу досады. Вот разница, подумал я, между тем, каким я был и каким стал. Сейчас я бы ни за что не стал пропускать соперника, хоть проси и кричи он весь день. Скачки существуют для того, чтоб побеждать, а тот, кто слишком вежлив с противником, побеждает редко. Нет, и теперь я ни за что не стану совать палки в колеса сопернику, подрезать его или что-то там еще, хотя сам не раз становился жертвой подобных уловок. В раздевалке, до начала скачек и после них, жокеи могут быть милейшими парнями, но во время соревнований превращаться в злобных и безжалостных выродков. Такова уж их работа.

Две лошади выбыли на следующем препятствии, одна свалила изгородь. Случилось это при приземлении, животные упали на колени, жокеи полетели головами вперед и распростерлись на траве. Один из них оказался тем самым молодым человеком, который меня пропустил. Повезло, подумал я. Слава богу, что он не свалился прямо передо мной. Нередки случаи, когда участника «сшибает» другая падающая лошадь — малоприятное происшествие, и поражение тогда неминуемо.

Оставшиеся семнадцать наездников начали растягиваться в более длинную и рваную линию. И вот мы совершили второй, последний поворот. Сэндмен шел хорошо, я пришпорил его перед первой из семи изгородей. Он легко перелетел через березовые прутья, на чем мы выиграли примерно корпус. Впереди оставались две лошади.

— Давай, мальчик! — крикнул я, подбадривая коня.