Заезд на выживание - Страница 43

— И вы ему дали?

— Я спросил насчет денег, — ответил он. — Но он велел отдать все и немедленно, а если нет, то 165 пригрозил сломать Бриджит и вторую руку. — И Джозеф громко зарыдал.

— Что произошло потом? — спросил я.

— Пришлось вызвать «Скорую», — ответил он. — Мы так испугались… вдруг потеряем ребенка. Бриджит пролежала в больнице почти неделю.

Я уже понял, что сделал дальше этот человек.

— Полицию вызывали? — спросил я Джозефа.

— В больнице вызвали. Видно, подумали, что это я избил ее, — пробормотал он. — И в полиции не поверили, когда я сказал, что это сделал другой.

— Но вы сказали им, кто это был? — спросил я. — И чего хотел?

— Нет, — он снова заплакал. — Он пригрозил, что, если я скажу хоть слово, он вернется и сделает все, чтоб Бриджит потеряла ребенка. — Тут он с опаской взглянул на меня, и я понял: он боится, что допустил ошибку, рассказав это мне. — Он обещал, если мы проболтаемся, сделать так, чтоб у нас вообще больше никогда не было детей,

И Джозеф, конечно, этому поверил. «В следующий раз размозжу тебе башку… В следующий раз оторву твои поганые яйца». Ведь и я тоже поверил.

— И потом он приходил еще раз?

— Нет, сам не приходил, — ответил он. — Прислал мне письмо на работу, через месяц после окончания процесса.

— И что же там было? — спросил я, уже догадываясь, что мог прочесть Джозеф в этом письме.

— Он велел мне пойти к адвокату Джулиана Трента и сказать ему, что я договорился с несколькими присяжными, и поэтому Трента и осудили, — нервно выпалил он. — Но я ни с кем не договаривался, клянусь! — Что не помешало ему, подумал я, заявить под присягой на процессе по апелляции, что именно так оно и было. Я ведь прочел все материалы по процессу.

— А в письме указывалось, с какими именно присяжными надо было договориться? — спросил я.

— Да, — ответил он. — С тремя.

Их фамилии я тоже уже знал. Упоминались в материалах.

— И как же звали этого адвоката? — спросил я его. Ведь на первом процессе я был адвокатом Джулиана Трента.

— Какой-то солиситор из Вейбриджа, — ответил он. — Названия фирмы не помто. Странно, но показалось, он ждал моего прихода. Дословно знал все, что я собираюсь сказать.

— Пожалуйста, постарайтесь все же вспомнить его фамилию, — сказал я Джозефу. Солиситор, подключивший меня к защите Трента на первом процессе, был из конторы в центре Лондона, а не из Вейбриджа.

— Не могу, — пробормотал он. — В письме было указано, но этот адвокат его забрал. Только и помню, что контора его находилась на Вейбридж-Хай-стрит, на втором этаже, а на первом там были магазины. Если надо, попробую найти. Я был тогда словно в тумане.

— Ну а что-нибудь еще в том письме было? — спросил я.

— Фотография. — Он вздохнул. — А на ней мы с Бриджит, выходим с курсов для будущих родителей, что при местной больнице. И еще там была начерчена стрела, красным маркером. И кончик этой стрелы упирался ей в живот.

С Бриджит и Джозефом Хьюзами я просидел 167 больше часа. Визит дружелюбно настроенного господина в красивом костюме, который требовал информации, разрушил их жизнь. Должно быть, этот тип знал, что они молоды и уязвимы. Вовлек их в свою грязную игру, ни секунды не колеблясь, лишил их будущего. Джозеф потерял работу солиситора, которой так долго и упорно добивался, да и избежать преследования по закону ему удалось просто чудом.

Но хуже всего то, что он утратил всякую веру и надежду на лучшее. Бриджит была так запугана, что почти не выходила из дома. Они стали пленниками в этой своей жалкой комнатушке, ничего лучшего себе просто не могли позволить и вообще давно бы умерли с голоду, если б каждую ночь Джозеф не трудился в местном супермаркете — расставлял продукты по полкам. Домой он приходил утром с пакетом просроченных продуктов — то была часть его заработной платы.

— Пожалуйста, помогите нам, — взмолился он, провожая меня к выходу. — Я держусь только ради Би и Рори.

— Как с вами связаться? — спросил я.

— Здесь есть телефон-автомат. — И он указал на будку за дверью.

Я записал номер. И дал ему свою карточку.

— Позвоните, если что-то понадобится, — сказал я.

Джозеф кивнул, но мне показалось, он никогда не позвонит. Пусть вся жизнь его рассыпалась в прах, но остатки гордости еще сохранились.

Мы распрощались внизу, в холле, и, открывая дверь, Джозеф осторожно выглянул на улицу. Я сунул ему в руку несколько банкнот. Он посмотрел на деньги, протянул обратно.

— Купите еды для ребенка, — сказал я. Он поднял на меня взгляд.

— Спасибо, — пробормотал он, и на глазах снова выступили слезы. Дела обстояли столь плачевно, что он не посмел отказаться от денег, хотя всем существом противился подачке.

Затем я отправился к одному из присяжных, принимавших участие в первом процессе, который давал показания на слушаниях по пересмотру дела. Проживал он в северном Лондоне, в Хендоне, неподалеку от Голдес-Грин.

Джордж Барнет пытался захлопнуть дверь прямо у меня перед носом. Он сразу узнал меня, как, впрочем, и я его. Благообразной наружности седовласый джентльмен, он был на процессе старшиной присяжных, но теперь больше походил на собственную тень. Куда только делись бравая выправка и самоуверенный вид. Передо мной стоял сгорбленный старик, и от него так и веяло страхом.

— Уходите, — сказал он через щелку в двери, под которую я успел подставить ногу, чтоб не закрылась. — Я сделал все, о чем меня просили. А теперь оставьте меня в покое.

— Мистер Барнет! — крикнул я ему. — Я здесь для того, чтобы помочь вам!