— Да, кстати, там был кое-кто еще, — сказал Пол. Я подумал, что он говорит о Джулиане Тренте, но оказался не прав. — Девушка. Бежала от трибун по траве на высоких каблуках. Мчалась, как ветер. Симпатичная. Назвалась Элеонор. Ты ее знаешь?
Я кивнул.
— Вроде бы она очень за тебя испугалась, — удивленно добавил Пол. — Я даже поначалу подумал, она приняла тебя за другого парня, но, оказалось, нет. Сказала, будто встречалась со мной в Ньюбери, в декабре, но я что-то не припоминаю.
— И что с ней было дальше? — спросил я.
— Вроде бы она садилась с тобой в «Скорую», но точно не скажу. Я в это время занимался Сэндменом.
— Кстати, как он сейчас?
— Не очень, — ответил Пол. — Его отправили прямиком в ветеринарную больницу в Лэмбурне. Ну и лечат там. Растяжение спинных мышц и сухожилий, огромные синяки и все такое прочее.
Я рассмеялся.
— Элеонор работает там ветеринаром.
— Надо же, какое совпадение! — усмехнулся он. Мне никогда не нравились совпадения.
— Думаю, гипс с ноги можно снять, — сказал хирург-ортопед. — Рентген показал, что колено заживает хорошо, нет больше причин держать ногу иммобилизованной. Сколько вы уже у нас?
— Семь с половиной недель, — ответил я.
— Гм… — задумчиво протянул он. — Все должно нормализоваться, только вам следует пользоваться костылями и ни в коем случае не нагружать ногу. И тогда через несколько недель все образуется.
— Ну, а со спиной как? — спросил я.
— Сканирование показало, что кости заживают медленно, и еще на протяжении минимум шести недель вам придется носить специальный корсет.
Говоря о корсете, он имел в виду раковину из твердого белого пластика, которую я носил под одеждой, чтоб не сгибать спину. Эта чертова штуковина тянулась от шеи почти до самого паха и от лопаток до верхней части ягодиц. Жутко неудобное сооружение, сидеть за столом было почти невозможно, но в корсете я, по крайней мере, мог ходить. А без него, скорее всего, продолжал бы лежать на спине.
— Шесть недель? — с ужасом спросил я.
— Вы сломали десятую, одиннадцатую и двенадцатую позвоночные кости и, полагаю, не хотите кончить тем, с чего начали, когда свалились с лошади, — строго заметил врач. — Вообще, надо сказать, вы большой везунчик. После таких травм люди остаются или парализованными, или же просто умирают.
Так что пришлось мне смириться с этим неудобством и чувством крайнего унижения — каждый день приходилось просить соседа снизу прийти и помочь мне снять эту проклятую штуку на ночь, а утром снова надеть ее. Корсет был сделан из двух половинок, каждая выплавлена и идеально подогнана под мою фигуру, части скреплялись нейлоновыми шнурками с покрытием из велкро, которые следовало пропускать в металлические петельки и плотно затягивать. Даже душ я вынужден был принимать в этом чертовом сооружении.
Хирург тщательно осмотрел корсет перед тем, как я застегнул рубашку на пуговицы.
— Жутко неудобная, знаете ли, вещь, — пожаловался я ему. — Все время хочется чесаться.
— Все лучше, чем лежать парализованным, — равнодушно откликнулся он.
Ну что можно было на это ответить?
— Как голова? — спросил он, хотя это было не по его части.
— Немного получше, — сказал я. — На прошлой неделе был у невропатолога, и он отметил большой прогресс, но все равно страдаю от головных болей.
— Имплант не удаляли? — спросил он.
— Как же, — ответил я, прикладывая ладонь к правому уху. — Он удалил его еще четыре недели назад.
— Есть проблемы?
— Ну, сначала немного кружилась голова, — ответил я. — Правда, недолго, всего два дня. Нет, в целом я чувствую себя просто прекрасно, и боли все реже и реже, и не такие сильные.
— Это хорошо, — сказал он и продолжил что-то строчить в блокноте.
— Когда можно начать тренироваться? На лошади? — спросил я.
Он перестал писать, поднял на меня глаза.
— Вы что, серьезно?
— Абсолютно, — ответил я.
Он отложил ручку и долго смотрел на меня, слегка склонив голову набок.
— Что ж, если хотите знать мое личное мнение. Через несколько месяцев все ваши косточки срастутся и будут как новенькие. А вот голова… меня беспокоит. Подобные травмы мозга, они, знаете ли, ни к чему хорошему привести не могут. Удар был очень сильный.
И я вынужден был согласиться, что да, удар был силен. Сам видел, что осталось от моего шлема, — он раскололся надвое. Без него я бы точно распрощался с жизнью.
— Но я не намереваюсь снова падать на голову, — возразил я.
— Никто не намеревался начинать Вторую мировую войну после Первой. Однако она случилась.
— Ну, это несравнимые вещи.
— Ладно, — заключил он. — Я бы посоветовал вам даже не пытаться предсказывать будущее.
Возвращаясь в контору позже тем же днем, мне казалось, что я лечу, как на крыльях. Гипсовую повязку носить было тяжело и крайне неудобно. Когда гипс сняли, показалось, будто я освободился от 219 клетки, в которую, пусть и частично, был заключен.
Хирург предупредил, что мне придется пройти длительный курс физиотерапии, чтоб вернуть колено в прежнее состояние, так что от костылей избавиться не удалось. Зато какая же это радость иметь наконец возможность почесать там, где чешется, например внутреннюю часть бедра, или унять боль от давления на коленную чашечку.
Я, как кузнечик, бодро проскакал через секретарскую. Артур поднял на меня глаза.
— Как вижу, дела идут на поправку, — заметил он.
— Медленно, но верно, — согласился с ним я. — Хотя эту броню на теле придется носить еще шесть недель. — И я постучал по корсету под рубашкой.